Петербуржец Максим Соболевский устроил эксперимент по внутригородскому туризму. Он меняется квартирами со своими друзьями, чтобы посмотреть, как устроена жизнь в разных районах. В сентябре он на неделю отправился жить в Мурино.
Максим рассказал «Бумаге», как эксперимент изменил его мнение об окраинах Петербурга, как он выбирался из Мурина на велосипеде и куда еще планирует переехать.
— Я переехал в Петербург десять лет назад. Сначала четыре месяца жил в районе метро «Электросила», потом снимал квартиры в центре: на улице Некрасова, на Гагаринской, сейчас [живу] на Зверинской.
Мой друг придумал идею внутригородского туризма — меняться с разными людьми квартирами, чтобы получше узнать город и его районы, но он в итоге не воплотил это в жизнь. А я решил попробовать. Сменить обстановку всегда весело, особенно сейчас, когда путешествия особо не доступны и новые впечатления получить достаточно сложно. Мне интересно, как устроены другие районы, чужие квартиры.
Первым опытом стал переезд в Мурино на Воронцовский бульвар: мы поменялись квартирами с подругой. До этого я пару раз бывал в этом районе, но никогда там не жил.
Всё, что я знал о Мурино, — что там куча «человейников» и что оттуда почти не выбраться. В целом так оно и есть, но какой-то депрессухи я не нашел. Там живет много обычных молодых людей, они не показались мне маргинальными или опасными.
Первый раз я туда приехал в час ночи, и не было ощущения, что со мной может что-то случиться.
Меня удивило, что в районе немного советское проектирование: квартал построили в поле, но при этом там, например, нет велодорожек. Мне это совершенно непонятно, тем более что там на велосипеде передвигаться довольно логично. Если ты живешь далеко от метро, то идти до него 25 минут, а на велосипеде можно добраться за пять минут.
Из плюсов, которые встретились, — грузовой лифт: он сильно облегчил мне жизнь с велосипедом.
Но, с другой стороны, чтобы попасть к этому лифту, нужно преодолеть три двери, и все они с довольно серьезными доводчиками. Думаю, люди с колясками и велосипедами от этого страдают.
В целом с коммуникациями получше, чем в центре. Больше света — потому что я жил на высоком этаже, а вокруг было мало домов.
Из проблем я бы выделил то, что граница жилого района и стройки довольно размыта. Я жил в последнем доме, то есть за ним сразу начиналась стройплощадка. Это создавало головную боль: куча грязи, какие-то бетонные плиты, постоянно нужно через что-то перепрыгивать. Пока у тебя рядом стройка — это стремно, как только дом окружен другими жилыми домами — всё отлично.
Еще одна проблема заключается в том, что нормально из Мурина можно выехать на велосипеде только одним способом — через поселок Бугры, сделав гигантский крюк. Поэтому все пользуются народной дорожкой, которая не предназначена ни для велосипеда, ни для пешехода.
Чтобы выбраться из Мурина, нужно пройти по гравию, который насыпали в поле в обход стройки, проехать по бетонным плитам, пробраться под теплосетью, потом преодолеть глину, забраться на железнодорожную насыпь, внимательно озираясь по сторонам, чтобы тебя не сбил товарный поезд, потому что они очень тихие, пройти между гаражей — и наконец, оказаться на Суздальском проспекте. Это максимально некомфортно, к тому же ночью там адовая темнота. При этом тропа пользуется огромной популярностью: я думаю, что в день там проходит не меньше тысячи человек.
Есть еще один вариант — перебраться через железнодорожную ветку в Девяткино, но это тоже непросто. Сначала [нужно] пройти по путям, потом под КАДом, и только потом ты окажешься в более или менее цивильном месте.
— Опыт переезда немного изменил мой взгляд на окраины. Я понял, что это не так страшно, как все рассказывают. Кажется, я бы в теории мог там жить, но некоторые потребности и интересы сложно удовлетворять, живя там. Я ездил из Мурина на велосипеде по делам в город — было долго. Но если есть автомобиль, то думаю, что там нормально живется, если избегать часов пик.
Эта история стала веселее и интереснее, из-за того что мы с подругой давали друг другу обратную связь на тему того, как устроены наши квартиры. У меня исключительно положительные впечатления от эксперимента, я его обязательно повторю.
В конце октября я планирую перебраться на неделю в район Пески. Потом мне предложили поменяться [квартирами] друзья с Васильевского острова, есть вариант на дальнем Комендантском — это будет, думаю, похожий на Мурино опыт. Мне кажется, что в каждом районе есть какой-то свой прикол, поэтому у меня одинаковый интерес к любой локации. Скучно жить в одном месте.
Густонаселенные районы со множеством новостроек — вроде Мурина, Парнаса и Кудрова — часто пренебрежительно называют «гетто» и «муравейниками».
Социологи и урбанисты рассказали «Бумаге», действительно ли новые районы могут превратиться в гетто, правда ли, что жители пытаются при первой возможности оттуда уехать и как владельцы квартир объединяются, чтобы повысить уровень жизни.
Фото на обложке: Фотобанк Лори
Чем плохи заборы, что нам делать с панельной застройкой и как меняется Петербург сегодня? Объясняет урбанист
Преподаватель Института дизайна и урбанистики ИТМО Варвара Лымарь прочла в пространстве «Линии» лекцию о том, почему еще недавно панельные дома казались гораздо лучше исторической застройки, почему заборы вдоль дорог не нужны и что такое городские стереотипы. «Собака.ru» записала самое интересное.
Первые ассоциации со словом «урбанизм» в России — это блогеры Варламов и Кац. Однако то, за что они выступают, называется «новый урбанизм». Концепция нового урбанизма подразумевает, что город должен быть высокоплотным, с большим количеством общественного транспорта, а среда должна быть приспособлена к потоку велодвижения. Многим городам эта концепция подходит, но к каким-то неприменима.
Любой ли человек, профессионально занимающийся городом, является урбанистом? Если человек не согласен с суждением нового урбанизма, то он больше не урбанист? Этот стереотип рождает большое количество вопросов и заблуждений.
Кого же мы должны слушать: профессионалов, у которых уже есть устоявшийся взгляд на город, или блогеров с новыми идеями? Кто должен принимать решения о благоустройстве города? Конечно, лучше всего, если это будет симбиоз: и те, и другие имеют право на мнение — так можно прийти к истине.
-
Акция «Золотой забор». «Деревья Петербурга»
Акция «Золотой забор». «Деревья Петербурга» От заборов вдоль дорог больше вреда, чем пользы. Но когда спрашиваешь лиц, принимающих решения, зачем их везде ставят, отвечают: «А как иначе, всегда же так делали! Вдруг люди будут по газонам ходить?».
Отвечаешь: «Если по траве будут ходить, значит нужно проложить нормальную дорожку в этом месте. А если машины будут заезжать — стоит посадить кустарник или сделать выше поребрик».
Но мы все равно сталкиваемся с аргументами по типу «так у нас принято».
Допустим, мы ставим заборы, потому что это якобы красиво и безопасно. Но при аварии такое ограждение не сможет сдержать автомобиль — оно просто разлетится, а куски улетят в пешеходов и автомобили. При этом водители, видя забор, полагают, что здесь безопасно и можно ехать на высокой скорости. А люди, которым в этом месте удобно переходить дорогу, просто перелезают через ограждение.
Про это стоит рассказывать, но бороться с заборами в Петербурге сложно. Дело не только в том, что люди уверены в их полезности, но и в том, что в нашей стране для таких ограждений есть целый ГОСТ, пусть и рекомендательного характера.
Это пример того, как нелогичный подход к благоустройству становится стереотипом, который сложно победить. В нулевых был запрос на безопасность, тогда по всему городу появились заборы и металлические двери.
Сейчас понятно, что обе детали скорее создают иллюзию безопасности, чем реально защищают.
Сейчас такие дома воспринимаются воспринимаются скорее как что-то плохое. О «панельках» говорят как о трущобах, хотя в свое время они стали решением серьезной социальной проблемы. Их массово строили по типовым проектам в 70-80-е.
Считалось, что город должен быть индустриальным и быстро расти, но тогда строители занимались макетным проектированием — это когда масштаб застройки предполагает продумывание кварталов. Архитекторы составляли композиции целых комплексов зданий.
Увы, часто случалось, что красивый композиционный вариант был виден только с высоты птичьего полета, но не для обычных горожан. Один из таких районов — Лахта, хотя по ней и не скажешь, что у архитекторов была действительно интересная задумка.
Для 80-х характерны эксперименты с застройкой, но то, что город должен быть дешевым и панельным, сомнению не подвергалось.
Первое панельное жилье получили жители Новых Черемушек в Москве в 1958 году. «Панельки» были придуманы не архитекторами, а инженерами, автором проекта был Виталий Лагутенко. Родной дед, кстати, того самого Ильи Лагутенко из группы «Мумий Тролль».
Назвали тогда «хрущевки» как раз «лагутенками», в них были тонкие стены и плохая звукоизоляция. Но люди приняли их хорошо — потому что это было действительное быстрое и дешевое решение жилищной проблемы, некоторые дома возводили за несколько недель.
Это именно то, что мы видели недавно со строительством в Китае — когда в городе Ухань построили больницу построили за 10 дней. В СССР были такие же масштабы и скорости.
Вид «хрущевок» стал результатом долгих поисков. Они велись с 1955 года, когда Хрущев принял декрет «об устранении излишеств в архитектуре и строительстве». У сталинской архитектуры было много внешних деталей, высокие потолки, такие дома были дорогими.
После принятия декрета в недостроенных домах резко меняли проект: половина была с деталями, а другую половину возводили без. В хрущевках всегда были маленькие кухни. Существует много легенд, почему — даже что там будет неудобно обсуждать политику. Но все намного проще: был расчет, что люди питались на заводах и дома готовили редко.
К 1980-м все процессы были отлажены: оставалось только красиво расставлять домики.
Раньше трущобами считался весь исторический центр Петербурга — такая застройка казалась неудобной для жизни, дворы-колодцы виделись не романтичными, а опасными и непроветриваемыми. Когда в 1930-х составлялся генплан застройки (тогда строили Московский проспект), архитекторы полагали, что город должен развиваться на юг, а не на север — от Володарского моста к Дворцу Советов.
Мир неизбежно идет к тотальной глобализации. В наше время стереотипы быстрее меняются, поскольку у людей есть доступ к информации со всего света. Но из-за обилия знаний часто не получается успеть подумать, как сделать правильно и хорошо.
Нам определенно не нужно больше столько строить. В XX веке были две Мировые войны — нужно было заново восстанавливать города. Произошел демографический переход: благодаря росту уровня медицины все больше детей доживало до взрослого возраста, население естественно росло. Люди переезжали в города: сейчас в России около 75% городского населения.
Появился запрос на «право на город». Это борьба жителей и городских сообществ за возможность принимать решения в обустройстве городской среды. Это концепция возникла в конце первой половины XX века и активно развивалось во второй. Маргинальный способ заявить о своем праве на город — это создание граффити и рисунков на зданиях.
У людей появилось стремление снова присвоить себе городскую среду, которая по умолчанию принадлежит крупным корпорациям и государству. Блогеры- урбанисты (те же Варламов и Кац) и общественные движения появились в России недавно и крайне популярны сейчас.
Но прежде чем менять городское пространство, надо понять, что именно делать и как: не просто расставлять везде скамейки, а приглядываться к реальности.
В копировании нет ничего плохого, когда оно делается с умом: нужно анализировать чужой опыт, брать из него лучшее и подстраивать под индивидуальный проект.
Мы должны любить и исследовать наш город, чтобы он отвечал нам готовностью к переменам.
Записала Ирина Акишина
Новости экономики и финансов СПб, России и мира
Московский урбанистический форум на прошлой неделе обозначил ключевые тренды развития столичной агломерации. Интересный вопрос — насколько они проецируются на агломерацию столицы Северной.
Сравнительное
Разумеется, прямое сравнение не вполне корректно. Численность населения условной «большой Москвы» оценивается в 20 млн человек, собственно городского ядра — в 14,5 млн. Каждый седьмой житель России — москвич. Урбанисты Петербурга имеют дело с другими цифрами: 7 млн — в агломерации, 5 млн — в ядре. И главное — подушевой бюджет Москвы больше подушевого бюджета Петербурга раз в шесть.
Правда, это еще не означает шестикратной разницы в уровне притязаний горожан.
По данным исследования РОМИР, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, московской семье из трех человек необходимо 1,4 млн рублей в месяц, а вот запросы аналогичной семьи петербуржцев ограничиваются суммой 740 тыс.
Но двукратной разницы в ценах (за исключением жилья) в городах не наблюдается. Интересно только узнать, сравнимы ли шансы петербургской и московской семьи заработать сумму, необходимую для комфортной жизни.
Примечательно, что похожие цифры фигурируют в опросах Gallup для США. В Чикаго и Далласе планка дохода, необходимого для счастливой жизни, начинается от $9,1 тыс. на семью в месяц, а в Нью–Йорке и Филадельфии — от $17,5 тыс.
Это почти совпадает с отечественными представлениями о прекрасном — не считая того обстоятельства, что американский подушевой ВВП превосходит российский в 6 раз. Но среди мировых мегаполисов бюджет Москвы уступает разве что бюджету Нью–Йорка, при этом структура казны заметно отличается.
Так, недвижимость в Москве всего на 30% дешевле, чем в Нью–Йорке, а вот налог на эту недвижимость в России в 100 раз меньше, чем в Америке.
Продолжая известную цитату, можно сказать, что квартирный вопрос не только испортил, но и продолжит портить москвичей.
Строительный сектор столицы обеспечивает рабочие места для 1 млн человек (только по официальной статистике), еще 0,5 млн зарабатывают на этом секторе косвенно — в архитектуре, управлении, ремонте, продажах.
То есть каждый пятый работающий москвич так или иначе связан со строительным бизнесом, составляющем почти 13% столичной экономики.
Происходит это в первую очередь потому, что, по данным Института экономики города, озвученным на форуме, ежегодный прирост населения в московской агломерации в последние годы составляет порядка трети миллиона человек. И жилья в Москве строится втрое больше, чем в том же Нью–Йорке. На 1 тыс.
человек ежегодно возводится 10 так называемых жилых единиц (в основном квартир). В Нью–Йорке аналогичный показатель составляет 3 единицы, в Париже — 3,5.
А жилья все равно не хватает — сейчас на одного москвича в среднем приходится около 20 м2 жилья, почти на 20% меньше среднероссийского показателя.
Москва Москве рознь
Другое дело, что возможности карьеры и качество жизни в Москве компенсируют недостаток метража — иначе бы столица не вытягивала, как пылесос, население из регионов.
Это делает ее одним из мировых лидеров по перенаселенности, в одном ряду с мегаполисами Юго–Восточной Азии. Плотность населения в Центральном административном округе Москвы составляет около 11 тыс. человек на 1 км2, а в Северо–Восточном АО — почти 14 тыс.
Это сопоставимо, например, с плотностью населения на нашем Васильевском острове или в Калининском районе, но превышает среднепетербургский показатель почти в 3 раза. Как и берлинский, и парижский (в 2,5–3 раза).
Но люди — не менее важный ресурс для Москвы, чем нефть для России. Высокие зарплаты обеспечивают большой объем НДФЛ, составляющий от 35 до 40% доходов столичного бюджета.
Объективно это толкает развитие столичного жилищного комплекса в сторону условного Шанхая — много–много квартир минимальной площади, где человек фактически только спит, а все остальное время проводит на работе, до которой ему еще нужно доехать. А дорог не хватает — коэффициент обеспеченности ими по показателю «километров на 10 тыс. населения» в московской агломерации равен двум. Аналогичный показатель в Хельсинки превышает московский в 7 раз.
Но здесь не все так просто. Москва Москве рознь, здесь можно говорить о двух городах в одном. По плотности населения московское Бибирево — это даже не Шанхай, а Калькутта, без малого 25 тыс. жителей на 1 км2, а вот внутри Садового кольца, где проживает 0,5 млн москвичей, — вполне себе Европа, плотность населения здесь меньше в разы.
Больше, еще больше
Как же московские «верхи» собираются решать городские проблемы? Строить еще больше. Во–первых, в центре столицы, по общему мнению, места хватит еще для 1,5 млн человек. Чтобы их поселить, нужно высотное строительство — по московским меркам это башни в полсотни этажей. Другое дело, что это будут за люди. Внутри Садового кольца строится очень дорогое жилье.
Во–вторых, начальники и урбанисты согласны, что центр Москвы должен быть освобожден от машин.
Как заметил публицист Павел Пряников, сочетание этих двух идей несет в себе известное лукавство — все современные жилые комплексы в центре Москвы уже сейчас в обязательном порядке сдаются с подземными паркингами, а право на парковку, скорее всего, потеряют те жители центра, которые живут в обычных домах.
Процесс вытеснения из центра столицы небогатых горожан, очевидно, продолжится. Не ново: полвека назад в Южной Африке чернокожих жителей Йоханнесбурга вообще выселяли в специально построенный для них пригород в принудительном порядке.
Побочный эффект
Правда, стремительное строительство имеет свои побочные эффекты. Московское жилье остается самым дорогим в России, но, по данным Института экономики города, за последние 6 лет капитализация жилищного фонда столицы ощутимо — на 15% — снизилась (с 64,5 трлн рублей до 54,5 трлн). Разумеется, это снижение в первую очередь коснулось вторичного рынка и, скорее всего, продолжится и дальше.
По–другому быть не может — если доходы падают, а предложение квартир растет, на вторичном рынке образуется избыток. Интересно, как на этот тренд отреагируют банки, работающие с ипотекой?
Ипотека — история особая. Когда рассуждают, должна ли она стоить 10 или 8%, часто забывают, что ипотечные платежи — это деньги, изъятые из потребительского бюджета. Чем они выше, тем меньше у человека остается денег на все остальное. Снижение платы за жилье — во всех смыслах — означает переток денег в другие отрасли экономики и, соответственно, их развитие.
Вопросы для Петербурга
Какие уроки из московской практики могли бы извлечь урбанисты и девелоперы Петербурга? Следует ли продолжать осваивать городские окраины или стоит привести в порядок центральные и промышленные районы, где построить то, что в свое время называлось доходными домами, под жилую аренду? Как справляться с пробками: ограничивать движение в центре или строить фривеи — скоростные диаметры, по которым можно проехать из района в район напрямую? Какие издержки несет город от отсутствия системы современных автовокзалов, интегрированных с системой внутригородского транспорта? Как решать проблему транспортной доступности окраин — строить метро, скоростные трамвайные линии?
Кроме того, классический, центральный Петербург — это ведь не более 10% городской застройки.
И кто скажет, как должны выглядеть остальные 90%? Как отмечает эксперт по городскому дизайну Владимир Зянкин, член художественного совета Новосибирска, городская идентичность не исчерпывается официальной символикой, а проявляется в общей культуре подачи всей визуальной информации, сочетающей архитектурные, художественные и технические решения.
Решение этих вопросов (а можно поставить еще сотню) требует участия самых разных экспертов и согласования самых разных интересов, которых не предусмотрит никакая стратегия городского развития. И чем скорее эти вопросы будут обсуждаться хотя бы с таким качеством, как в Москве, тем будет лучше для нашего города.
> В тексте использованы данные Росстата, Института экономики города, доклады Международного экономического форума.
У нас с самых окраин агломерации люди ездят на работу в центр города. И эта ежедневная маятниковая миграция является самой острой проблемой. Города–спутники должны развиваться гармонично.
Чтобы люди, которые там живут, могли там же и работать, а в центр Петербурга приезжать совсем с другими нуждами — для отдыха, прогулок, приобщения к прекрасному. Города–спутники должны быть в значительной степени самодостаточны с точки зрения и жилья, и работы, и мест досуга.
Чтобы они сами являлись точками притяжения регионального значения. Необходимо и развитие быстрой транспортной системы. Как между Петербургом и городами–спутниками, так и между ними самими. Чтобы, условно говоря, житель Всеволожска мог быстро доехать до Красного Села не через центр города.
Очень хорошей моделью могла бы стать сеть скоростных электричек или совмещенная система с метрополитеном. Как это сделано в Барселоне, например, где вы в рамках одного транспортного узла можете пересесть с электрички на метро и двинуться дальше.
Сергей Митягин
директор Института дизайна и урбанистики ИТМО
Чего в принципе не хватает — это перехода от слов о том, что у нас есть агломерация, к конкретным действиям. Пока что агломерация существует лишь фактически, как эконом–географическое понятие. Территория с большим количеством внутренних связей.
Но она не работает в качестве некоего административного образования. На уровне двух субъектов если что–то и делается, то крайне небыстро. К сожалению, наше законодательство устроено так, что решить все проблемы агломерации можно только с федерального уровня.
Вопрос не в том, больше или меньше строится домов, а в том, как решаются проблемы тех людей, которые эти дома заселяют. Потому что подход «вы купили квартиру в плохом месте и поэтому должны страдать» — неверный.
Недавно я был в Вене, и там тоже есть несколько кейсов, когда новые крупные жилые кварталы строятся где–то на периферии. Но при этом станция метрополитена там оказывается раньше, чем квартал достроен. Нужна комплексность.
Илья Резников
эксперт транспортного развития территорий Института территориального планирования «Урбаника»
Выделите фрагмент с текстом ошибки и нажмите Ctrl+Enter
Обсуждаем новости здесь. Присоединяйтесь!
Комфортный мегаполис: каким должен стать Петербург по мнению урбанистов
На вопросы Time Out о том, какие аспекты городской среды и культуры особенно привлекательны для молодых горожан, ответили эксперты секции «Креативная среда и урбанистика» — ведущие российские урбанисты, архитекторы, критики и социологи, которые совсем скоро приедут в Северную столицу, чтобы обсудить эту тему в рамках VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума.
Петр Кудрявцев, урбанист, социолог, партнер бюро Citymakers:
Основная проблема новых поколений — одиночество. Человеку для существования нужно все меньше выходить за пределы своей квартиры. Поэтому идеальное общественное пространство будущего — это место, куда ты можешь приехать один, абсолютно без цели, и провести там целый день
— Как можно охарактеризовать городскую среду, которая нравится современным молодым людям?
— Основная проблема новых поколений — одиночество. Человеку для существования нужно все меньше выходить за пределы своей квартиры. По сути, если ты работаешь удаленно, можно прожить всю жизнь в четырех стенах. Это, кстати, известная проблема Японии, где людей, сознательно изолирующих себя от общества («хикикомори»), становится все больше и больше.
И это, в основном, молодежь. Это, кстати, и проблема многих крупных технологических корпораций, где работают интровертные сотрудники — программисты, инженеры и прочие. Подобные компании стараются проектировать офисы таким образом, чтобы максимально стимулировать хотя бы элементарный контакт людей друг с другом.
Успехом даже считается, что сотрудники посмотрят друг другу в глаза или поздороваются.
Поэтому идеальное общественное пространство будущего — это место, куда ты можешь приехать один, абсолютно без цели, и провести там целый день.
Это может быть и густой лес с невероятным разнообразием флоры и фауны, и супер концентрированное и насыщенное культурной и образовательной функцией гибридное общественное пространство. Конечно, везде должно быть удобно, безопасно, комфортно в любую погоду.
Но главное — должно происходить взаимодействие между людьми, должно появляться ощущение общности, ощущение, что ты не один. Взгляд, улыбка, разговор, дружба или любовь, семья, вся жизнь вместе. В этом я вижу главную роль городской среды будущего.
- Яна Голубева, директор архитектурно-планировочной компании MLA+ в Санкт-Петербурге:
- — Как сегодня можно охарактеризовать городскую среду, которая нравится молодежи?
— Думаю, пространством, характеризующим «современность», можно назвать «Севкабель». Здесь переплетаются важные для современного пространства в целом и Санкт-Петербурга в частности качества: вода в повседневной жизни, морская поэтика; сменяемость / временность, поэтика эксперимента; инклюзивность: ты тоже можешь прийти на площадку и сделать что-то свое.
— Как вообще в городах с богатым историческим прошлым и архитектурным наследием внедряются современные проекты, призванные улучшить городскую среду? Есть ли проблемы на уровне понимания (а зачем нам это нужно и т.п.)?
— Современные проекты по развитию городской среды априори не входят в конфликт с историческим наследием. Можно сказать, даже наоборот. Развитие городской среды направлено на ее гуманизацию: создание более комфортных условий для пребывания человека.
Сейчас большой запрос формируется на возврат природы в город. Нам нужно больше связанных природных территорий, больше деревьев в городе.
Современное благоустройство — это не про лавочки и качели, а в большей мере про борьбу с «серой инфраструктурой», про воссоздание природности. Хорошим примером такого подхода является проект «Леса Парижа».
Уменьшение площади асфальта, занимаемого автомобилями, и озеленение территорий не создает конфликтов с историческим контекстом.
— Как бы вы предложили развивать городскую среду в Петербурге, учитывая не только интересы молодого населения, но также пожилых людей?
— Самое важное — это поменять способ использования города. Сейчас большая часть горожан проезжает город транзитом, более 50% — под землей. Среда должна быть такая, чтобы основное количество корреспонденций по городу осуществлялось пешком или на средствах микромобильности. Дом, работа, объекты сервиса в идеале должны формировать полноценные районы, связанные сетью пешеходных коммуникаций.
Эскиз проекта по благоустройству набережной реки Смоленки в Санкт-Петербурге, автор — Яна Голубева
Сейчас большой запрос формируется на возврат природы в город. Нам нужно больше связанных природных территорий, больше деревьев в городе.
Современное благоустройство — это не про лавочки и качели, а в большей мере про борьбу с «серой» инфраструктурой, про воссоздание природности
Город должен быть удобен для пешехода. Здесь нам предстоит очень многое изменить, так как в последние десятилетия Санкт-Петербург развивался в противоположном направлении — как город для перемещений на автомобиле. Можно начать с долин малых рек.
Вдоль таких долин можно сформировать коридоры для комфортного перемещения из различных районов города в центр. В центре необходимо расширять пространство для пешеходов.
Давно пора расширить тротуары на Невском проспекте! Необходимо вернуть деревья на улицы и набережные.
Алексей Онацко, партнер управляющей компании Miles & Yards, куратор проекта «Севкабель Порт» в Санкт-Петербурге:
— Одно время самой популярной городской средой среди молодежи были торгово-развлекательные центры. Как сегодня можно охарактеризовать городскую среду, которая симпатична молодым?
— Мне кажется, что с точки зрения культурного досуга торговые центры были лишь вынужденно популярны у молодежи в 2000-х ввиду упадка в 90-е годы традиционных культурный институций.
В 60-80 годы XX века это были различные дворцы и дома культуры, предлагающие широкий спектр специализированного интеллектуального досуга — от шахмат до кинотеатров, от гимнастики до стрельбы из лука и так далее. Все были там.
В нулевых был покупательский бум, и однотипные ТЦ с одинаковым набором масс-маркета и аттракционов выросли как грибы.
Сейчас основное поколение, которое выходит на передний план, это миллениалы. Для них ценности искреннего общения, индивидуального подхода и самореализации стоят выше, чем общественный статус или уровень зарплаты.
Они много путешествуют и много видят мир во всем его разнообразии, им интересен локальный контекст, интеллектуальный продукт и видовое разнообразие. Им интересна экология, урбанистика, разумное потребление и кастомизация.
Не прямое потребление продукта, но соучастие в его производстве вместе с поиском своей индивидуальности.
В больших городах постепенно формируется новый культурный каркас, частью которого являются современные парки и вело-пешеходная инфраструктура, «третьи места» в виде креативных центров, функциональных общественных пространств, новых музеев, галерей и общественно-деловых проектов самых неожиданных форматов и специализаций
Поэтому, так или иначе, в больших городах постепенно формируется новый культурный каркас, частью которого являются современные парки и вело-пешеходная инфраструктура, «третьи места» в виде креативных центров, функциональных общественных пространств, новых музеев, галерей и общественно-деловых проектов самых неожиданных форматов и специализаций. Зачастую они появляются как второе рождение исторических зданий и комплексов, которые меняют свою функцию. Так появляются новые ценные объекты городской среды, где культура и бизнес работают вместе.
Мария Элькина, архитектурный критик:
— Раньше самой популярной городской средой среди молодежи были торгово-развлекательные центры. А как обстоят дела сегодня?
— Торговые центры по целому ряду причин потеряли обаяние. Люди, во-первых, тянутся на улицу, это здоровее, а, во-вторых, они хотят, что называется, больше участвовать в собственной жизни, не быть слепыми потребителями.
Самое важное слово сегодня, наверное, это «локальное». Происходит естественная реакция на усиливающуюся глобализацию, она выражается в потребности видеть и находить вокруг себя что-то особенное, ориентиры.
Ориентиром может быть и грандиозный архитектурный объект, и аутентичная закусочная.
— Как в городах с богатым архитектурным наследием внедряются современные проекты, призванные улучшить городскую среду? Есть ли проблемы на уровне понимания? Какова роль градозащитных организаций в этих процессах? Что по этому поводу говорит мировой опыт?
— Сейчас есть ощущение, что Петербург устал от собственного консерватизма. Выросло новое поколение, которое в принципе не видит противоречия между современной архитектурой и историческим наследием. Действительно, его как такового не существует.
Старый центр в идеале должен задавать стандарт качества для новых проектов, в том числе и в индустриальных зонах, и на берегах залива.
Мировой опыт, если мы говорим про города именно масштаба Петербурга, все-таки сводится к тому, что важно полноценно развивать индустриальные зоны, это ключ и к улучшению качества городской застройки, и к сохранению наследия, и к решению массы других городских проблем.
Если же мы говорим про улучшение среды в самом буквальном смысле — озеленение, создание возможности передвижения на колясках, то тут и говорить не о чем. Ну, провели же водопровод и канализацию в доходные дома? Никто же не думал, что лучше без них? Конечно, тут важен хороший дизайн, но он, вообще-то, всегда и везде очень важен.
Что до градозащитных организаций, то их метод отчасти уже не так эффективен, нужен разговор про сохранение исторического центра на другом уровне. Не просто отстоять конкретное здание, а создать градостроительную систему, которая стратегически позволит все многие тысячи дореволюционных зданий сохранить.
Очевидно, что, например, парк в центре города, о котором сейчас говорят, сам по себе будет способствовать сохранению центра просто потому, что подрастут цены на недвижимость. Но чтобы выполнять эту роль, он должен быть в самом лучшем смысле слова современным — и в технологиях, и в архитектурном решении.
— Как бы вы предложили развивать городскую среду в Петербурге, учитывая интересы и молодых, и пожилых жителей города?
— Есть очевидные вещи: нужно делать среду доступной, зеленой, развивать общественный транспорт. Город стал слишком агрессивен и нужно его очеловечить, но только человечными же методами, без резких запретов на что бы то ни было.
Проблема личного транспорта должна в Петербурге решаться сначала на окраинах — она оттуда родом и там же больше возможностей для маневра вроде строительства наземного метро.
Вот озеленение и транспорт — два основных ключа к изменению Петербурга к лучшему.
Антон Надточий, архитектор, основатель бюро ATRIUM:
— Одно время самой популярной городской средой среди молодежи были торгово-развлекательные центры. Никому и в голову не приходило, что и на улице может быть интересно. Как сегодня можно охарактеризовать городскую среду, которая нравится молодежи?
— Мне кажется, сегодня город все еще конкурирует с торговыми центрами, но постепенно одерживает победу. Торговые центры, безусловно, предлагают широчайший спектр услуг: и спорт, и еда, и покупки, и детские развлечения.
Но теперь практически все то же самое есть и на улицах города, на открытом воздухе. Все-таки у городских жителей рано или поздно всегда возникает потребность созерцания и ощущения природы и среды вокруг себя.
Поэтому, когда условно тот же самый пакет услуг можно получить в парке, они начинают выбирать парк.
Проект парка будущих поколений SAKHA_Z в Якутске, бюро ATRIUM
Городская среда несоизмеримо больше, чем все торговые центры вместе взятые. И, что немаловажно, доступнее во всех отношениях: уровень комфорта среды приближается к тому, чтобы можно было никуда не ехать и ни за что не платить — достаточно было бы выйти во двор и найти там все, что тебе нужно
Плюс городская среда несоизмеримо больше, чем все торговые центры вместе взятые.
И, что немаловажно, доступнее во всех отношениях: уровень комфорта среды приближается к тому, чтобы можно было никуда не ехать и ни за что не платить — достаточно было бы выйти во двор и найти там все, что тебе нужно. Уже сегодня это среда, где есть чем заняться, функционально и визуально насыщенная, комфортная для использования.
— Как в городах с богатым историческим прошлым и архитектурным наследием внедряются современные проекты, призванные улучшить городскую среду?
— Каждый город сам формирует свою повестку — так, в Москве и Санкт-Петербурге правила и приоритеты, очевидно, должны быть разными. Но в целом улучшения не подразумевают разрушение. Имеющиеся ценности нужно сохранять и артикулировать, но при этом создавать новые ценности.
В сложившихся исторических городских ансамблях, например, сегодня восстанавливают исторические малые формы — скамейки и фонари. В процессе ревитализации промзон сохраняют промышленную архитектуру, но при этом создают современное благоустройство.
Исторические центры городов консервируют, но ничто не мешает развиваться окраинам: и у нас, и во всем мире именно в сочетании истории и современных решений рождается средовое визуальное богатство и разнообразие.
— Как бы вы предложили развивать городскую среду в Петербурге, учитывая не только интересы молодого населения, но также пожилых людей, которых в городе очень много, и инвалидов, которые больше других нуждаются в комфортной городской среде?
— Во-первых, стандарты современных общественных пространств таковы, что по определению учитывают интересы и особенности всех групп населения. Так что создание таких пространств должно быть одним из практикуемых подходов.
Во-вторых, как мне кажется, в Петербурге основная возможная стратегия — это как раз стратегия редевелопмента, которая подразумевает сохранение старых элементов и внедрение новых. Этими новыми элементами могут быть, в том числе, участки с новым благоустройством.
Очень многие исторические города развиваются именно таким способом, и органичное переплетение в них разных временных слоев становится главной «изюминкой», новым культурным кодом и их новой идентичностью.
- Тамара Мурадова, архитектор, основатель ARCHIPROBA STUDIOS, член Союза московских архитекторов:
- — Как сегодня можно охарактеризовать городскую среду, которая нравится молодым?
— Любой современный город — это сложная временная и текстурная мозаика, она неоднородна по своей структуре и насыщенности. Комфортная городская среда — это, в первую очередь, безопасная среда.
Место, где можно проводить спокойно время в одиночестве или в компании, ранним утром или поздним вечером, с маленьким ребенком или c родителями.
Вторым важным показателям является создание дружелюбной среды, а это комплексная совокупность инфраструктурных элементов, удобных в использовании и навигации (сфера услуг, общепит, досуг и т.д.).
И ключевым фактором удобной городской среды на данный момент мне видится обязательное наличие в пешей доступности зеленых зон, парков или городских лесных массивов. Мест, где уединение от суеты современного города является новым форматом общения с самим собой и обменом энергии с природой.
Подготовила Екатерина Соловей
В качестве заходной иллюстрации к материалу использован эскиз проекта «Смоленка» по благоутсройству набережной реки Смоленки в Санкт-Петербурге авторства Яны Голубевой.
Петербургские эксперты-урбанисты рассказали, как будет выглядеть город будущего
Из-за коронавируса люди откажутся от рукопожатий, в театрах и кинотеатрах надолго останется шахматная рассадка, а общественный транспорт будет полупустым.
Градостроители и архитекторы пытаются понять, как сделать жизнь в мегаполисе комфортной и безопасной, когда пандемия отступит. И уже понятно, что ритм городов-миллионников не будет прежним.
Коронавирус беспощадно ударил по привычному образу жизни людей и самого города. И в данной ситуации под новые реалии придется подстраиваться.
Многие уже отвыкли от рукопожатий, встреч с друзьями в общественных местах, и семейных прогулок в парках. А вернется ли все это после карантина? И как может выглядеть город будущего? Подробнее об этом расскажет корреспондент телеканала «Санкт-Петербург» Артем Шарипов.
Cуть мегаполиса будущего — «Город пятнадцати минут». По логике урбанистов, человек должен перемещаться по городу максимально быстро и решать насущные дела именно за пятнадцать минут, а значит в шаговой доступности к дому должны появится аптеки, МФЦ, и прочее. Особенно маленькие магазины, которые бы забрали часть клиентов у супермаркетов.
«Супермаркеты никуда не денутся. У них есть возможность держать низкие цены. Но идея маленьких магазинов может прижиться».
Должна прижиться идея полупустого общественного транспорта. Пандемия изменила ценности. Если раньше думали над тем, как избавиться от пробок, сейчас о том, как сократить социальные контакты.
Впрочем, если следовать идеи «пятнадцатиминутного города», то люди должны пересесть не на авто, а на велосипеды.
«В многомиллионном городе многое, что сделать невозможно. Многие люди ездят на велосипедах или самокатах. Да, с одного конца города до другого не доехать. Часть людей пересядет. И по крайне мере не на работу, а какие-нибудь места будут ходить пешком».
Невротики засядут по квартирам. Сидеть придется вместе со студентами. Многие вузы не полностью, но перейдут на онлайн-обучение. Вряд ли это коснется медиков.
«Можем выйти на улицу и спросить кого-нибудь хотел бы он лечится у врача, который получил образование онлайн и пациента не видел, он так же может дать консультацию онлайн. Сходи выпей таблетку».
Школьники тоже никогда не перейдут в онлайн. Школа, помимо всего прочего, социализирует ребенка, а через компьютер он вряд ли добьется успехов.
В городе будущего — никаких рукопожатий. И мужчины спокойно откажутся от них, потому что половина человечества, считают психологи, получит невроз и рада будет не встречаться даже с хорошими друзьями. Зато другая половина, соскучившись по общению, ринется контактировать.
«Сложноадаптируемая часть людей, она просто финансово просядет. Им станет сложнее. Они редко будут куда-то ходить. Но будет больше агрессии».
В театрах и кинотеатрах надолго появится шахматная рассадка. В парках, на примере США, скорее всего создадут выделенные зоны. Люди будут общаться только в рамках своих компаний: никаких знакомств и контактов. Долго ли продержится такие ограничения? Человек все-таки социальное существо.
Подписывайтесь на нас:
- «Яндекс.Новости»
- «Instagram»
- «ВКонтакте»
- «Telegram»
Фото и видео: телеканал «Санкт-Петербург»